Поиск ответа на этот вопрос приводит к необходимости понять, что есть стратегия. Допустим, что стратегия проявляет себя в возможности выбирать. Тогда на память приходит знаменитая формула выбора самурая: «между жизнь и смертью — выбирай смерть».
Почему воину необходимо выбирать между жизнью и смертью – смерть? Об этом выборе пишет Ямамото Цунэтомо в знаменитом кодексе «Сокрытое в листве». Не является ли жизнь безусловной ценностью, сверхценностью, выбор относительно которой не имеет смысла?
Видимо, лишь через такой предельный выбор отказа от сверхценности, от которой нельзя отказаться, и возможно становление человека. Становление человека, как владельца самого себя, владельца самой своей жизни.
Может ли животное делать такой выбор? Точнее спросить, какое живое существо способно на такой волевой выбор? Понятно, что животное может умереть с тоски, убиться по неразумию или в ином состоянии потери контроля над собой. Но может ли живое существо, за исключением человека, делать осознанный, волевой выбор между жизнью и смертью? Ответ на этот вопрос, возможно, требует предварительного ответа на вопрос, кто или что способно на волевой выбор. Хотя поиск ответа на этот вопрос, скорее всего, приведет исследователя к противоречивым или многозначным выводам. И, конечно же, потребует дать определение воли и её связи с сознанием.
Чтобы избежать погружения во всеобщую теорию всего, попробуем для начала сузить рамку и исследовать формулу о выборе самурая.
Выглядит странным, что именно через выработку в себе воли на прекращение жизни, согласно многим серьезным учениям, и обретается жизнь. То есть, человек становится владельцем своей жизни в момент предельного отказа от неё. Становится хозяином, отказываясь от предмета. Возможно, в этом и состоит суть владения – право и воля отказаться, остановить? Тогда противоположность владения – рабство – в факте обладания предметом при безволии от него отказаться (как с кольцом Всевластия)?
Видимо, язык понятий, которым пользуется наше сознание, настолько перепутан, что говорить на нем без противоречий вряд ли возможно. При этом, чтобы увидеть целое, необходимо смотреть на часть, а чтобы увидеть часть, необходимо смотреть на целое. Видимо, видение возможно лишь через подобное одномоментное со-зерцание двух несовместимых между собой уровней.
Возникает частный вопрос: как действовать, если даже в понятиях, которыми строим сознание и мышление, заложены взаимные противоречия? Возможно, что поиск недеяния, как высшего способа действия, — это следствие осознания противоречивости деятельности?
Но здесь есть и второй вопрос: стоит ли доводить каждую идею до своего предела ( и есть ли этот предел?), или же пытаться искать середину, дающую относительное равновесие, позволяющее двигаться? Конечно, при поиске середины, будут упущены «фланги», например, полагаемые как безусловные аксиомы или апории. То есть будет потеряно целое, или наоборот обретено?
Как быть с формулой о выборе между жизнью и смертью – смерти? Следует ли доводить её до предела или же искать с её помощью равновесия? И какое равновесие может дать эта формула? Возможно ли прочтение этой формулы в обратном значении: выбирай между жизнью и смертью — жизнь? И тогда смысл формулы: в указании на волевой выбор, а две возможные стороны выбора помогают осознать важность факта выбора, волевого действия по выбору?
Стратегия, видимо, по своему определению, требует волевого выбора, подобного тому, о котором говорит «Сокрытое в листве». Выбор в пользу жизни почти невозможно отследить. Он, похоже, заложен как императив природой или Богом. Может ли быть императив – волевым выбором? Видимо, может на высших ступенях владения собой. И тут уместно задуматься о библейской истории об отпадении от Бога, как рекомендованном пути стать Богом.
И тогда, в попытке ответить на вопрос темы: стратегична ли курица – необходимо задать несколько вопросов. Является ли курица мастером, то есть владеет ли она собой? Если владеет, то какой критерий покажет это? Может ли курица осознанно выбирать между жизнью и смертью? Или необходима система критериев, а одного этого недостаточно? Как положить границы стратегии, за которыми её нет? И есть ли у неё границы? Может ли солдат выбирать на войне, быть субъектом стратегии по её определению (по канонам стратегии)? А может ли выбирать полководец? Есть ли промежуточные звенья между солдатом и полководцем, заполняющие интервал между ними, или существует разрыв?
Поставленные вопросы выводят обсуждение на уровень высокой абстракции. Но при этом вперемежку обсуждаются конкретные предметы (курица) и абстрактные понятия (стратегия, воля, жизнь, смерть, организм, механизм), одновременно являющиеся конкретными качествами (стратегичность, живое, волеизъявление). В итоге, обсуждение подобных тонких и неочевидных вещей (считающихся при этом очевидными) на противоречивом языке, представляется трудно исполнимым. А длительная практика подобных рассуждений может привести к вырождению мышления, превращению живого ума («мозга» в языке школы) в псевдоум, построенный софизмами и бессвязными фрактальными цепочками. «Псевдоум», очень похожий на высшую форму сознания. Или это и есть высшая форма сознания — потеря его нормальной связности? И может ли быть положена граница подобным трансформациям связности?
Возможно, что именно в искусстве работать с подобными бесконечными цепочками и состоит мышление. То есть, в умении выбирать рамками пересечения цепочек, вычленяя группы перекрестков, которые и образуют целое поле смысла. Но такой подход к исследованию требует простых и понятных правил игры, которые позволят проводить различения, кристализуя опыт, а не размазывая его в формулировки, лишенные содержания. И здесь важный вопрос: выдерживать ли функциональную, результирующую рамку, привязывающую плод мышления к «земле» или же отказаться от каких-либо рамок в пользу самого процесса, то есть двинуться в «небо». И конечно же, следует ответить на вопрос о том, что есть результат, где земля и где небо. Так как есть опасность, что и здесь всё перевернуто с ног на голову.